Приснится же такое...
читать дальшеМокрая холодная трава – первое, что я почувствовала, когда пришла в себя. Шум листвы, пение птиц... Нет, не пение, ухающие звуки, похожие на поминальные стоны. Здесь давно никто не пел, даже птицы – некому петь на выжженой земле. Кто я? Что я? Правая рука нащупывает ствол автомата, левая – планшет с картой и лекарствами. Я – диверсант, вернее диверсантка. Память обрывками врывается в мою контуженную голову. Мы в Германии – фашизму не долго осталось терзать Европу, последние шаги, последняя возможность отомстить за разоренную родину, за погибших друзей и родных. Что-то более конкретное не вспоминается. Медленно двигаясь, т.к. голова просто раскалывается лезу в планшет за картами. Не плохо было бы найти какой-нибудь листочек с заданием – смеюсь про себя. Диверсантка с частичной потерей памяти, это сильно, дамы и господа. Слава Богу, картографическим кретинизмом я не страдаю. В картах легко находится место встречи со «своими», отлично, туда и пойдем.
Лесисто-холмистая местность Западной Германии совсем не похожа на родное Подмосковье. С непростительным для военного времени интересом разглядываю природу. От созерцательных мыслей меня отвлекают выстрелы. Ага, хорошенькое начало. Кто в кого может стрелять? На западе хозяйничают союзнички, от коих мне лучше держаться подальше. И без них бы обошлись прекрасно, но нет – всем хочется свой кусок пирога. По крайней мере у нас есть на это моральное право, а вот америкосы шли бы вон.
Не знаю сколько прошло времени, час или два, а может всего пятнадцать – двадцать минут, выстрелы давно стихли, и какого-то дьявола меня понесло туда, где стреляли...
Вот что я там ожидала увидеть? Немецкий патруль нарвался на группу зачистки, кто там был французы или американцы – сложно сказать, но они особо не морочились – мочили из автомата. Десять- пятнадцать убитых. Совсем молодые ребята. Ловлю себя на мысли, что жалею их. Они ведь не старше, а может даже младше меня и вряд ли им нужна была эта война. За шумом листвы слышу тихий шепот на немецком. Очень сложно разобрать, что говорят. Видно добили они не всех. Скидываю с плеча автомат и оглядываюсь. Примерно в двадцати шагах от меня на земле, прислонившись к стволу липы сидит парень, глаза его прикрыты, а губы шепчут что-то неразборчивое. Он ранен, на сколько я могу оценить со своей позиции ранен не серьезно, но видимо уже потерял много крови. Блин, и что мне делать? Медленно подхожу, держа автомат наготове. Парень приоткрывает глаза и смотрит на меня удивленно, затем с трудом выговаривает:
- Wart mal...
Он говорит на немецком, но достаточно разборчиво, чтобы я смогла понять. Затем закрывает глаза и продолжает что-то шептать. Его лицо кажется мне смутно знакомым, но при попытке вспомнить, где именно мы встречались голова начинает болеть еще сильнее. Он молится – наконец-то доходит до меня. Парень искренне полагает, что я его сейчас пристрелю и, видимо, облегчает свою душу. Отлично, а я его пристрелю? Вот так, не в бою, а один на один? Я что, действительно смогу убить беспомощного человека? Он снова открывает глаза и, выдавливая из себя улыбку говорит:
- Danke… Schieß mal… ich bin bereit…
Ага, будет мне еще всякий фашист указывать, что делать. Забыв про всякую осторожность, скидываю оружие на землю и начинаю копаться в аптечке в поисках бинтов и антисептиков. Найдя все необходимое, опускаюсь на колени рядом с пострадавшим и начинаю обрабатывать рану. Гимнастерку пришлось порвать. Ага, ранение в плечо, задеты только мягкие ткани, но крови он действительно много потерял...
- What are you doing?- возмущенно воспрашает немец на английском
- I am do not understand your barbarous language, - отвечаю я банальной шуткой. – значит тут были американцы? – спрашиваю я на русском.
- Russin?
- Да-да. Медведя, балалайку и водку предъявить или на слово поверишь?
- Ich glaube, - медленно отвечает он, - ... почему? - Продолжает уже на русском
- Ты – ранен, я – помогаю, - я сама себе не могу объяснить почему, как я должна объяснять это человеку, понимающему меня через слово.
- Ты – врач? Они имеют клятву...
- Я – не врач
- Не понимаю...
- Да я тоже ни черта не понимаю... Но по другому – не могу. И вообще, разве ты не о спасении молился?
- В СССР верят в Бога?
- А вы что, все еще считаете, что он с вами? – вот только теологических споров мне не хватало.
- Он с каждым, кто верит... Я просил не за себя...
- Ну, видимо за тебя попросил кто-то другой, - философски рассудила я, - что же мне с тобой делать? Ты местный вообще?
- Что прости?
- Ты из этих мест?
- а... да... местный
- Сколько тебе лет? – сажусь рядом, прислонившись спиной к тому же дереву.
- 24, а тебе?
- 29 – немного старше. Откуда ты знаешь русский? В школе учил?
- Моя мама – русская.
Ощущение дежавю. Как-будто я забыла что-то важное и оно крутится где-то рядом...
- Какое сегодня число? Никак не могу вспомнить...
- 16 декабря 2012, - автоматически отвечает мой собеседник.
Первое что я почувствовала – страх, бесконечный страх. Да, иногда подсознание подкидывает нам интересные ответы на вопросы. Чтобы было если...
- Фридрих? – робко спросила я, поворачивая голову в его сторону.
- Was, Ana?
- Ты знал?
- Это ТВОЙ сон, что я должен знать? – весело улыбается он
- Это точно сон?
Меня начинает колотить мелкая дрожь, я боюсь смотреть на поляну ибо теперь я на 100% уверенна, что узнаю каждого из этих расстрелянных солдат.
- Зато теперь ты знаешь, - все еще улыбается Фридрих.
- Нет, это другое...
- Warum? Ты же не помнила ничего...
- Сон... только сон...- продолжаю я себя уговаривать, закрывая глаза.
- Конечно сон, а завтра, мы останемся после лекций как бы учить WK, а на самом деле... Hey, Pinky, was wollen wir denn morgen Abend machen?
- Genau dasselbe wie jeden Abend, Brain: Wir versuchen, die Weltherrschaft an uns zu reissen!- повторяю я нашу присказку, но как-то не весело...